TimesHistory

Жесткие заявления советских пропагандистов, как в случае с У. Липпманом, приводили к тому, что доброжелательно настроенная по отношению к СССР часть интеллигенции Запада начала переходить на антисоветские позиции. Максимум политической выгоды из создавшейся ситуации извлекли правые силы либеральных супердержав и У. Черчилль. 5 марта 1946 г. он выступил со знаменитой фултонской речью. Дискредитацией выступления Черчилля – отставного политического деятеля – занялся лично И.В. Сталин. В интервью газете «Правда» он расценил демарш Черчилля как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами». Подразумевалось, что Черчилль не выражает позиции и «простых людей из небольших домов», и правительств держав. Призывы отставного премьера к военному сотрудничеству «братской ассоциации народов, говорящих на английском языке» были оценены как «расовая теория», сравнивались с гитлеровскими. На обвинение в создании «везде» пятых колонн коммунизма Сталин ответил панегириком международному коммунистическому движению[12]. Советские газеты немедленно поместили сообщения об осуждении позиции Черчилля английскими и американскими парламентариями, заявление Г. Трумэна о перспективах развития мирового сообщества: « .работать вместе так же, как и сражались вместе». В речи перед избирателями и интервью «Правде» И.В. Сталин сформулировал основные постулаты советской пропаганды, которые уходили своими корнями в решения XVIII съезда ВКП(б). В феврале-марте 1946 г., в отличие от прошедшего после окончания Второй мировой войны периода, в них более четко выражено противопоставление советской и капиталистической систем. Пропагандисты должны были прославлять мирный труд советского народа, который восстанавливает разрушенное войной хозяйство; показывать прогрессивность и демократизм советского строя, возглавляемого ВКП(б) и лично И.В. Сталиным; доказывая миролюбие СССР, убеждать, что необходимо держать «порох сухим»; показывать коммунистов защитниками демократии во всех странах мира; призывать к сохранению единства держав антигитлеровской коалиции – гаранта сохранения мира на планете; разоблачать реакционных политиков Запада – «поджигателей войны», действия которых идут вразрез с политикой коалиции. Таким образом, кризис антигитлеровской коалиции привел к становлению идеологических предпосылок, которые со временем станут признаками западного образа врага: пропагандисты систематически информировали советских людей об отсутствии на Западе демократии, колониальной политике европейских держав, противоречиях между США и европейскими странами, тяжелом положении трудящихся Запада, нежелании США и Великобритании выполнять Потсдамские соглашения, окружении территории СССР американскими военными базами, антисоветской пропаганде правых кругов Запада. Однако весной 1946 г. газеты все еще продолжали публиковать позитивную информацию о США: об испытаниях цветного телевидения, обеде в американо-русском институте, посвященном памяти Рузвельта, заявление Г. Трумэна в связи с Днем Победы, в котором подчеркивалась необходимость сохранения коалиции. Пресса была главным инструментом идеологического влияния государства в дотелевизионную эпоху. Радиоточки и приемники еще не стали обиходными для значительной части населения СССР. В апреле 1946 г. в стране насчитывалось: 21 центральная газета, 5610 газет республиканского, городского и районного подчинения. Разовый тираж был недостаточен – 90 экземпляров на тысячу человек. Напрямую или опосредованно, через ведомства, редакции газет подчинялись Управлению пропаганды и агитации (УПА), на которое ЦК партии возложил ответственность за исполнение своего решения по реформированию газет. Сущность реформы состояла в мобилизации аппарата на отпор антисоветизму Запада, содержание – в подборе кадров, изменении публикаций в духе партийности. Важнейшими задачами газет были: «вести борьбу с происками международной реакции, разоблачая экспансионистские и антисоветские тенденции империалистических кругов и их враждебную СССР пропаганду»; «систематически публиковать материалы о развитии и упрочении демократического строя в странах, освобожденных Красной Армией», освещать деятельность рабочего и демократического движения в странах Запада. Так, в апреле 1946 г. редколлегии «Известий» вменялось в вину то, что редакция не имеет собственной позиции – «излагается лишь точка зрения иностранных газет»; высказывалось недовольство тем, что «читателю предоставляется самому разобраться в высказываниях зарубежной печати», а также отсутствием боевитости и конкретности в изложении материала, что из поля ее внимания выпали проблемы развития послевоенной мировой экономики, внутриполитического положения в США и Великобритании. Таким образом, весной-осенью 1946 г. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК ВКП(б) приняли ряд решений, направленных на улучшение пропагандистской работы советской печати — «самого острого орудия большевистской партии». Не подвергая сомнению важность сохранения антифашистской коалиции, кремлевские руководители одновременно пытались дать отпор идеологической экспансии Вашингтона и Лондона. Антисоветские выступления по-прежнему приписывались отдельным лицам и реакционным «кругам». Вместе с тем, изменился масштаб и глубина критики Запада, действия «поджигателей войны» все чаще сравнивались с фашистскими. Следствие – подобные действия были ответом на антисоветизм Запада, советская пропаганда по мере обострения международных отношений превращалась в причину «холодной войны». В контексте международных отношений внутриполитические и идеологические меры советского правительства в 1946 г. объективно вели к возникновению в скором будущем образа врага. Новым моментом в советской пропаганде в июле 1946 г. стала прямая критика советскими журналистами Б. Изаковым и М. Марининым (Я.С. Хавинсон) «атомной дипломатии» США. В статьях «Бикини», «Атомная дипломатия и ее маневры» подчеркивалось, что атомный шантаж дискредитирует американские «разговоры» об атомном разоружении; политика американцев направлена на сохранение атомной монополии. Причины милитаристской политики союзника советские журналисты видели, во-первых, в увлечении атомной бомбой, силой и, во-вторых, в стремлении США избежать послевоенного экономического кризиса за счет союзников и других суверенных государств. Вместе с тем, отрицая усиление международной напряженности, ЦК ВКП(б) предпринимал меры по консолидации идеологических кадров, воспитанию масс в духе советского патриотизма в условиях «жесткого курса» США. Идеологические постановления ЦК ВКП(б) августа-сентября 1946 г.[13] в первую очередь предусматривали устранение «иностранного влияния» в искусстве. Увлечение театральных коллективов страны пьесами современных зарубежных авторов стало отождествляться с «пропагандой реакционной буржуазной идеологии и морали», «попыткой отравить сознание советских людей мировоззрением, враждебным советскому обществу, оживить пережитки капитализма в сознании и быту». С точки зрения руководства страны, причины ошибок лежали в области субъективного: проистекали из незнания предмета, легкомысленного отношения к делу работников культуры. К середине 1947 г. система межгосударственных отношений накопила огромное количество противоречий и предпосылок для качественного скачка: перехода к «холодной войне». Сдержанность советского руководства по-прежнему объяснялась только стремлением получить от союзников экономическую помощь. 5 июня 1947 г. Д. Маршалл выступил с планом оказания помощи европейским странам, который и послужил поводом к началу открытой конфронтации. Первая реакция кремлевского руководства на «план Маршалла» была сдержанной и осторожной, но в целом заинтересованной. Желая получить кредит и поставки товаров от США, руководители СССР одновременно не могли допустить покушения на советское влияние в Чехословакии и Польше, которые были приглашены на Парижскую конференцию. Инструкции советской делегации, возглавляемой лично В.М. Молотовым, предусматривали выражение протеста «против любых условий такой помощи, которые связаны с нарушением суверенитета европейских стран или их экономическим порабощением»[14]. По мере роста разочарования в «плане Маршалла» все более жесткими становились оценки политики США советскими пропагандистами. 12 июня 1947 г. Ю. Семенов опубликовал в «Правде» статью «Фашистская «теория» геополитики на американской почве». Исходя из советских представлений о мотивах американских политиков, журналист цитировал «некоего Флауэрса», заявлявшего, что «геополитические соображения» требуют «выбирать своих временных друзей, глядя на их сырье, .которое должно дополнять экономику США»[15]. Средством внедрения в общественное сознание идей «советского патриотизма» стал «образ врага». Важным аспектом державного патриотического мышления была идея о морально-политическом единстве советского общества. Все негативные явления, с точки зрения организаторов кампании, были результатом влияния Запада вообще и Америки в частности. Активным поиском внутренних врагов – «низкопоклонников» перед заграничной культурой, занимался генеральный секретарь Союза советских писателей А.А. Фадеев. Искренность и последовательность генерального секретаря ССП СССР не вызывает сомнений: активный участник гражданской войны, борец с различного рода уклонами в 20-30 годы, один из выдвиженцев И.В.Сталина, Фадеев продолжал защищать советскую власть на «литературном фронте». Главным мотивом его деятельности был вывод, сделанный еще в ходе войны: западный «декаданс» и «формализм» порождены «антихудожественной», «импотентной мыслью» и не могут некритически переноситься в СССР. Фадеев был жестким администратором, который без колебаний расправлялся с мнимыми врагами. Однако в 40-50-е годы в его душе уже зрел конфликт, который со временем приведет Фадеева к самоубийству. Таким образом, летом 1947 г. в связи с началом «холодной войны» советские пропагандисты начали активно внедрять в общественное сознание образ внешнего врага в лице США, Великобритании, Запада в целом, а также начали поиск людей, которые могли бы олицетворять образ внутреннего врага.