TimesHistory

В чем необычность дел св. Владимира? Митрополит Иларион так похваляет его: "Радуйся, учитель наш и наставник благоверия! Ты был облечен правдой, препоясан крепостью, венчан смыслом и украшен милостыней, как гривной и утварью златой. Ибо ты, честная глава, был одеждой нагим, ты был питателем алчущих, был прохладой для жаждущих, ты был помощником вдовицам, ты был успокоителем странников, ты был покровом не имеющим крова, ты был заступником обидимых, обогатителем убогих".

Слова эти могли бы показаться и просто похвальной риторикой, если бы не углублялись и не освещались другими данными. Характерно и тут поставление "милостыни" или филантропии св. князя в ряду его княжеских, а не просто личных добродетелей: "правды и крепости". А филантропия уподобляется княжеским регалиям - гривнам и эмблемам, украшающим грудь властителя и выражающим идеальные задачи его служения, по-нынешнему - его правительственную программу.

Действительно, то, о чем говорит летопись, - не личная только благотворительность князя. Это социальная помощь в государственном масштабе. "Повеле, - читаем в летописи, - всякому нищему и убогому приходити на двор княж и взимати всяку потребу - питье и яденье и от скотьниць кунами (т.е. из казначейства денежную пенсию). Устрой же и се рек: "яко немощнии и больнии не могут долести двора моего," - повеле пристроити кола и вскладаще хлебы, мяса, рыбы, овощь различный, мед в бчелках, а в другых квас, возити по городу, вопрощающим, где больний и нищ, не могы ходити? Тем раздаваху на потребу".

Чтобы не оставалось у нас сомнения, что эта княжеская филантропия ограничивалась столицей или пределами дворцовых имений, мних Иаков, касаясь этого вопроса, определенно поясняет. Владимир установил это как систему решительно во всем государстве до деревенских захолустьев включительно. "Боле всего бяше милостыню творя князь Володимер: иже немощнии и старей не можаху дойти княжа двора и потреб взяти, то и в двор им посылаше: немощным и старым всяку потребу блаженный князь Володимер даяще. И не могу сказати многия его милостыня; не токмо в дому своему милостыню творяще, но и по всему граду, не в Киеве едином, но и по всей земле русской, и в градех в селех, везде милостыню творяще, нагия одевая, алчныя кормя и жадныя напаяя, странныя покоя милостию; нищая и сироты и вдовицы и слепыя и хромыя и трудоватыя вся милуя и одевая накормя и напаяя."

Исторические свидетели передают не только о широте этого опыта христианского решения социального вопроса сверху, в рамках целого государства, волей христианского монарха, но и о мотивах его. То же сообщает летопись и о кн. Владимире: "Бе бо любя словеса книжная; слыша бо единою евангелье чтомо: блажени милостивии, яко ти помиловани будут; и паки: продайте имения ваша и дадите нищим; и паки . Си слышав, повеле всякому нищему и убогому," - и т.д., что мы приводили уже выше. To же самое говорит и митрополит Иларион, что св. князь "не до слышания стави глаголанное, по делом сконча слышанное", т.е. не хотел слова Евангелия оставлять просто для услаждения слуха, но решил осуществить их на деле. Можно себе представить, как должен был поразить воображение языческого народа этот неслыханный опыт - во всем государстве утолить всякую нужду! Недаром предание и былины запомнили щедроты "ласкового князя - Красного Солнышка." "Твоя бо щедроты и милостыня, - говорит митрополит Иларион, - и ныне в человецех поминаеми суть."

Тот же митрополит Иларион сообщает нам, что св. Владимир, "часто собираясь с новыми отцами, нашими епископами, с великим смирением советовался с ними, как установить закон сей среди людей, недавно познавших Господа.

Ряд частных сторон государственного, правового и социального строя древней России отразил на себе влияние образцов и идей византийской церковности. Блестящий анализ этой материи в применении к домонгольскому периоду дал Ключевский, показавший, как преобразовывалось по Номоканону наше право - уголовное, гражданское, имущественное, обязательственное, семейное, брачное, - как возвышалась женщина, как таяла холопская неволя, обуздывалась кабала ростовщичества и т.п. Анализ Ключевского применим в известной мере и ко всей старорусской эпохе: и к Судебнику Иванов III и IV, и даже к Уложению царя Алексея Михайловича. Правда, в этой полосе византийских влияний есть и обратная сторона, например, внесение к нам карательной жестокости вместо прежнего битья по карману. Все знают, как епископы убеждали "ласкового князя" Владимира ввести смертную казнь для уголовных.[5]